Очень глубоко и очень про нас💖 «У яблони»
Пахнет созревшими яблоками. И грустью. Но не тошнотворно-противным сплином, а чем-то легким. Чем-то, что разливается в воздухе вместе с ночным туманом, крадется по полю за рекой и затем поджидает тебя за углами домов. Меланхолия эта пахнет отцветающими травами, ночной росой и гарью тлеющего костра во дворе дачи за моей спиной.
Светает. Как всегда засиделись до последнего. Да и как не засидеться? Последнее воскресенье лета – пора, когда нужно попрощаться и оставить летнее в августе, не забрав с собой в сентябрь ни капли грозового дождя, ни одной частицы летней улыбки. Нужно вытеснить из памяти ночные посиделки, пьяные разговоры на балконе до утра, купание в речках, побеги за город. Нужно вытеснить лето.
Укромное тихое место для меня нашлось под душистой «Антоновкой» вдали от суматошной компании, которая все никак не разбредалась. Издалека картинка выглядела искуственной, пластилиновой – люди походили на игрушечных.
Кора дерева царапнула мне плечо, и до меня дошло: моя жизнь летит к чертям. Вот так просто. Внезапно навалилось одно за другим, как это бывает чуть ли не у восьмидесяти процентов людей. Родители развелись после многих лет брака, через две недели мой отдел на работе расформируют, рукопись к публикации не приняли, а еще мой осенний отпуск отменился. Чепуха по сравнению с глобальными проблемами, жалкая песчинка в пустыне, но... для меня это все как снежный комом. И этот снежный ком набирает обороты. К глазам предательски подступили слезы.
И даже не хочется возвращаться на учебу на последний курс, во мне растет отвращение к выбранной когда-то специальности. Порой кажется, будто проблемы – огромный стог сена, который мне никак не объять, не ухватить. В добавок ко всему, накануне поездки к друзьям на дачу меня окончательно добил сломавшийся смеситель в ванной. От него такое предательство казалось совсем уж кащунственным и наглым, а потому с уровнем моего позитива на данный момент потягаться мог лишь уровень Мертвого моря.
О н а подошла ко мне спустя минут десять моей изоляции. Должно быть, от ее зоркого взгляда мне увернуться все же не удалось.
– Ну и чего ты опять в уголке, как затравленная собака? – кидает она мне после затяжки сигаретой. – Как ты хоть?
А на душе погано. Но все, что я выдаю:
– У меня не получается.
Она знает о чем я, знает, потому что словно в зеркало смотрит, со мной разговаривая. Знает, потому что вместе неделю назад обсуждали план действий, говорили обо всем на свете, души наизнанку выворачивали. Всевышние, как теперь тяжело в груди.
– Ты же, блин, какие планы создаешь, расписываешь, мечтаешь.
Странно звучат от нее эти слова как-то. Будто сквозь туманную дымку – не верится. Пинаю подгнивающее яблоко, поднимаю на нее взгляд:
– Да нифига у меня не выходит. Фенита. Какой из меня творец?
– Не приняли? – она тушит окурок и достает из пачки вторую сигарету.
– Не приняли.
Пауза не повисает в воздухе, она накрывает нас волной, душит, давит глотку и не позволяет выплюнуть ни одного жалкого словечка, чтобы разогнать тишину.
– Да и знаешь что? К черту. Ты только не останавливайся. Ты же можешь ну все, знаешь же? Можешь, конечно можешь. Пиши, прошу.
На плечо мне ложится теплая ладонь. Я вижу искренность на ее лице и чувствую по железной хватке тонких пальцев на моем плече. Над ее бровями пляшут тени от веток «Антоновки», и от того ее взгляд становится почти суровым.
– Давай, выше нос. Классно все будет. Обещаю, – ее рука падает вниз и сжимает мою ладонь. По телу бежит тепло.
Веду плечами. Почему-то верю. Я улыбаюсь ей, беру протянутую мне сигарету и делаю затяжку. В конце концов, наверное, все не так безвыходно.
И теперь я знаю, что смогу.
